Поздним вечером, где-то в районе 10-ти, Джинни Уизли возвращалась тёмными коридорами из общежития Рэйвенкло с рождественской пати.
«В общем-то неплохо повеселились, если учесть, какие эти ребята из Рэйвенкло в жизни ботаны…». Джинни направлялась в спальню, желая продолжить весельье, но уже со своим факультетом… «Всё-таки… товарищи товарищами, а свой факультет, это свой факультет… тем более, Рон, Фрэд, Джордж, … Эрмани… и Гарри…»
«ТАК!.. ВСЁ!.. Хватит с меня Поттера! Сколько можно!!! Вон, все девчёнки гуляют, налево, направо… одна Уизли-Младшая сидит, как дура, и вздыхает о своём Поттере… Не хватало ещё стать Той-Самой-Девочкой-Которая-До-Самой-Смерти-Была-Безнадёжно-Влюблена-В-Поттера… Гарри, конечно, хорош… но надо быть реалисткой… и свет клином на нём не сошёлся…» – Уговаривала себя Джинни. «Итак…»
Не успела Джинни придумать, что будет дальше, после этого «Итак…», как её мысли прервал хриплый, надтреснутый старческий выпль:
«Аа-а-а-г-а!!!»
Аргус Филч. Собственной персоной (Не ждали? А я пришёл!..).
Он пошатывался, выглядел её более запущенно, чем обычно: коса наполовину расплелась, щёки заливал нездоровый румянец, рот полуоткрыт, дыхание сиплое… глаза… глаза бешеные, безумные… а ещё от него разило перегаром. Да так сильно, что Джинни едва подавила в себе желание достать надушенный платочек и прижать к носу… (Хотя никогда не имела привычки носить с собой надушенные платочки).
«Ни хрена себе! Филч напился! Куда катится этот мир..!»
Филч прдолжал молча буравить Джинни выцветшими голубыми глазами. Вернее, он не просто смотрел… Он на Джинни ПЯЛИЛСЯ. И ничуть этого не скрывал.
– Мистер Филч, добрый вечер!
Ответом Джинни было сиплое дыхание и бесстыдный взгляд.
– С Рождеством Вас, мистер Филч! Я вот возвращаюсь к башню Гриффиндора… из библиотеки… искала там рождественские сказки… но ничего не нашла – Джинни виновато улыбнулась.
Либо Филч был настолько пьян, что не понял откровенной лжи Джинни, либо пока решал, какое наказание к ней применить.
«Какая библиотека в сочельник?! Какие рождественские сказки? Джинни?!! Ты перепила Сливочного Пива?» – Разговаривал с Джинни её внутренний голос.
– Ну, мистер Филч, я пойду? – Робко предположила Джинни.
– Ни… Нику… Никудатынепойдёшь… – Филч с неожиданной для пьяного человека прытью сграбастал Джинни и сжал её в своих объятьях, да так сильно, что у той перехватило дыхание и потемнело в глазах.
– Ни-ку-да-Вы-не-пой-дё-те, Мисс-Вир-джи-ни-я-Уиз-ли! – Чётко произнёс Филч, и у Джинни внутри всё похолодело. Она собиралась было крикнуть, чтобы он её отпустил, мол, что он себе позволяет, и всё такое… Но тут Филч сжал её ещё сильнее, и крик умер не родившись. Вместе с надеждой быстро вырваться из лап этого косматого, отвратительно пьяного чудовища… У Джинни окончательно погас свет в глазах. Потом она почувствовала, что её поднимают, закидывают на плечо и несут. Несут куда-то вниз. Филч бежал куда-то в подземелья, пользуясь одному ему известными ходами.
Зачем-то ей вспомнилась давняя мысль на счёт Филча. По поводу того, что он Сквиб, и из-за этого исптывает чуть ли не паталогическую ненависть к студентам, одним из которых когда-то тоже был… наверное. Он скучает по старым временам, когда к студентам можно было применять телесные наказания. Он почти наверняка извращенец-садист. Старый. Жестокий, годами копивший свою ненависть, неудовлетворённый садист.
И вот теперь Джинни стало по-настоящему страшно. Что он с ней сделает? Он же пьян… Ну, если он позволит себе что-то лишнее… Из головы не шли взгляды, которые он бросал на неё тогда, в корридоре…
Джинни обмякла в руках старого завхоза, неожиданно сильных для его возраста. Тот, не теряя ни минуты, нёс её в какие-то подземелья. Здесь Джинни ни разу не была… или была… но когда-то очень давно… однажды… не больше. Остановившись в каком-то глухом, тёмном, сыром и заплесневелом подвале, Филч снял с пояса связку ключей и отпер единственную дверь в конце корридора. Потом вернулся к Джинни, взял её на руки и занёс внутрь. Положил на скамейку. Потом исчез за дверью и в скорости вернулся с горящим факелом, укрепил его в нише на стене, венулся к двери и закрыл её.
Наконец, Джинни, впавшая в некое истерическое оцепенение от того, ЧТО она увидела в комнате, завизжала. Завизжала так громко и пронзительно, что Филч, грязно выругавшись, влпил ей затрещину.
– Заткнись, ты, мелкая дрянная сучка! Сейчас ты пройдёшь своё… экхм… наказание…
Это «наказание» прозвучало так зловеще, что Джинни заскулила, свернувшись калачиком, сидя на полу, и принялась раскачиваться взад-вперёд, глотая слёзы, всхлипывая, повторяя, словно в бреду «Мама, Мама» представляя себе в красках, что может с ней сотворить этот псих Филч…
Он довольно усмехнулся. Потом обежал взглядом помещение. Да, воистину, страшна была Инквизиция. Чего только не напридумывали их заплечных дел мастера, лишь только с одной целью: заставить человека почувствовать Боль и Страх.
Боль с большой буквы. Унизить, оскорбить, уничтожить, раздавить человеческое достоинство, затопить душу страхом и ожиданием Боли, чтобы даже костёр стал Избавлением… Сделать из тела кровоточащий, гниющий заживо сгусток Боли, а из души комок Страха. Чтобы заставить признаться во всём…
Джинни узнала это место. Узнала низкй, давящий потолок, стены из грубого камня, узнала приспособления…это был демонстрационный материал для лекций по Истории Магии. Раздел, как не трудно догадаться, Святая Инквизиция.
Видно было, что комната посещалась: в углу стояли бутылки, пустые и не очень. Пол был испещрён множеством следов, чётко отпечатавшихся на толстенном слое пыли.
Джинни лежала и тихонько поскуливала. Ей больше ничего не оставалось, как ожидать своей участи… может, её подвесят на дыбе… может, зажмут большие пальцы в тиски… может, да всё может быть… “испанский сапог”… пытка водой…
Филч подошёл к какому-то мешку в углу и достал оттуда пару новых факелов. Зажёг их от того, что принёс из корридора, и укрепил в гнёзда на стенах. Пока он проделывал эти нехитрые операции, Джинни невольно чувствовала своё превосходство над этим человеком… для того, чтобы разжечь огонь, ей не требовались спички, не требовались факелы… ей нужна была лишь волшебная палочка… которую она оставила у себя под подушкой.
“Дура”. “Я в полной его власти… а мне бы только палочку…”
Тем временем, Филч уже совешал какие-то манипуляции со столом… или это был не стол?..
Присмотревшись внимательнее, Джинни в полумраке подземелья разглядела зажимы для рук и ног…
“О! Нет!!! Нееет!!!”
Джинни заплакала. Безутешные рыдания сотрясали всё её хрупкое естество. Весь мир сузился до пыточного стола перед ней.
Наконец, Филч закончил возиться со столом, развернулся к Джинни, глянул на её фигурку, забишуюся в улол, зашедшуюся в приступе беззвучного плача. Его лицо меленно перекосила такая мерзкая и злорадная ухмылка, что, пожалуй сам Волдеморт в свои лучшие годы не смог бы с ним в этом тягаться.
С неизвестно откуда взявшейся силой, он легко подхватив Джинни, перенёс её на стол и живенько заключил её ладыжки и запястья в ржавые кандалы на короткой, буквально несколько звеньев, но очень толстой цепи.
Вырваться невозможно.
Потом слез, удовлетворённо крякнув, и стал раздеваться. Совсем не старческим жестом сбросил камзол, обнажив штаны на подтяжках и пожелтевшую от времени кружевню сорочку. Скинув с плеч подтяжки, он расстегнул ворот рубашки… и начал приближаться к Джинни.
Та впала в ступор. Вдруг её начала колотить чудовищная истерика, слёзы полили ручьём, она кричала что-то вроде “Остановитесь! Не надо! Не надо! Мистер Филч, опомнитесь, пожалуйста, что вы делаете!?!”… Джинни билась, тщетно стараясь освободиться от железных оков. Кандалы держали крепко. Тогда она успокоилась, хоть её и продолжала бить крупная дрожжь, зажмурилась и начала молиться. Она молила Бога, что бы тот смилостивился над ней, и сниспослал ей забвение. Чтобы Филч смог надругаться над её телом, но разум остался цел… Она никогда ещё так страстно не молилась…
“Это сон, Джинни, это всего лишь страшный сон… поснись… проснись немедленно!” – Увещевала себя Джинни. Всё напрасно. К великому ужасу, это была реальность. Ужасная, жестокая реальность.
Где-то в глубине души Джинни теплилась надежда, что Филч отпустит её… или что Гарри придёт и спасёт её… но и этой надежде не суждено было сегодня сбыться.
Совсем близко она почувствовала дыхание Филча – миазмы гиения, смешанные с перегаром… Джинни чуть не вырвало, но она сдержалась… Ещё немного и она рехнётся… Это точно.
Филч возился своими неумелыми грубыми руками с пуговицами блузки. В конце концов ему это надоело и он своими шершавыми, грубыми руками с обломанными жёлтыми ногтями разорвал рубашку, майку… и принялись теребить джиннину грудь, аккуратную и маленькую, будто наждаком проходясь по нежнейшей коже.
На этом Филч не остановился. Его хриплое зловонное дыхане участилось, он расстегнул молнию на юбке Джинни, нетерпеливо и грубо спустил её вниз… трусики порвал ко всем чертям… Джинни попыталась сжать колени… вот сейчас она и должна потерять сознание… ну же… Вот Филч уже раздвигает её ноги… Осталось уповать лишь на одно. На то, что Филч для таких вещей уже просто стар. У него не “встанет”.
Не знаю, в чём было дело… может быть в Филче, может быть в безумной привлекательности Джинни… может, ещё в чём-то… но только спустя мгновение Джинни услышала звук расстёгиваемой ширинки. Филч закряхтел…

…и вошёл в неё…
…последний бастион надежды пал…

Джинни заорала. Из глаз брызнули слёзы… слёзы боли… сильнейшей, безумной боли… злости… беспомощной что-либо сделать злости… слёзы ненависти… нечеловеческой ненависти… физическое отвращение…
Он елозил по ней, хлестал её по щекам, обзывал последними словами…
Джинни какой-то частью угасающего сознания ощутила горчячую липкую влагу между ног. Филч жестоко усмехнулся.
Он сильно, глубоко вошёл в Джинни… Накатилась очередная волна боли и разум милостиво покинул её, уступая место чёрному, вязкому забытью, где нет чувств и не эмоций… пусть Филч делает с ней, что хочет… разум её уже далеко-о-о…
Дальше Джинни ничего не помнила.
Не помнила она того, как нарастала сила и скорость движений Филча, как в конце концов он выгнулся, захрипел и кончил в неё. Потом, обессиленный, повалился сверху.
По прошествии пятнадцати минут приёшл в себя, слез с Джинни, она так и не пришла в сознание. Филч вытерся, стирая следы крови со своего тела и одежды. Потом подхватил Джинни на руки, вынес в корридор и тайными ходами пробрался в Гостиную Гриффиндора, намеренно не пользуясь портретным проёмом, чтобы Полная Дама не могла доказать, что он здесь был.
В гостиной он положил Джинни в кресло возле Рождественской ёлки и выбрался через тот же ход, через который вошёл. Потом сломя голову бросился к себе в кабинет, добежал, заперся, прислонил к двери с обратной стороны письменный стол, забрался в угол и добил бутылку виски, которую начал этим рождественским вечером. Так и уснул в углу мёртвым сном.